Неточные совпадения
Левин тоже
встал, но по лицу
графини он заметил, что ему еще не пора уходить.
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая
графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает в жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось
вставать.
— Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, — я видел его только одну минуту и то на улице, когда он садился ехать к
графине Зинаиде Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже не хотел
встать, чтоб войти со мной в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется, я в том виноват, Наталья Николаевна, что он теперь не у вас и что мы пришли прежде него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у
графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
Посидев несколько времени, он вдруг
встал, осмотрел всю комнату и вынул из-под жилета висевший на шее ключ, которым со всевозможною осторожностью отпер свой дорожный ларец, и, вынув оттуда
графин с водкою, выпил торопливо из него почти половину и с теми же предосторожностями запер ларец и спрятал ключ, а потом, закурив трубку, как ни в чем не бывало, уселся на прежнем месте.
— Позвольте, Дмитрий Иванович! — обратился Захар к барину, продолжая спиной защищать дверь. — Они ночью
встали, нашли ключ в моем пальто и выпили целый
графин сладкой водки. Это разве хорошо? А теперь уйти хотят. Вы не приказали, потому я и не могу пустить их.
Графиня вскинула на нее быстрый, вопросительно недоумевающий взгляд и
встала.
Она бессознательно
встала с постели, поставила стул на стол, ловко вскарабкалась на него, и в таком положении нашла ее горничная, проснувшаяся от шума передвигаемой мебели в спальне
графини.
Минкина несколько секунд осталась стоять на коленях среди комнаты; затем
встала и тихо, с опущенною головою, вышла из комнаты. На пороге она полуобернулась и бросила на
графиню злобный торжествующий взгляд. Последняя его не заметила: она лежала ничком на кровати, уткнувшись лицом в подушки, и беззвучно рыдала, о чем издали красноречиво свидетельствовало конвульсивно приподымавшееся ее худенькое тельце.
Пришли музыканты, прогнали девчат. Зазвенели звонки. Отдернулся занавес. Длинный стол под красной скатертью, большой
графин с сверкающей под лампочкою водой. Как раз над
графином — продолговатое, ясноглазое лицо Гриши Камышова, секретаря комсомольского комитета. Он
встал, объявил собрание открытым, предложил избрать президиум. Избранные рабочие, работницы и пионеры заняли места на сцене.
Вечеринка была грандиозная, — первый опыт большой вечеринки для смычки комсомола с беспартийной рабочей молодежью. Повсюду двигались сплошные толпы девчат и парней. В зрительном зале должен был идти спектакль, а пока оратор из МГСПС [Московский городской совет профессиональных союзов.] скучно говорил о борьбе с пьянством, с жилищной нуждой и религией. Его мало слушали, ходили по залу, разговаривали. Председатель юнсекции то и дело
вставал, стучал карандашиком по
графину и безнадежно говорил...
Он
встал, вышел с Наташей во двор жилища
графини, прошел в сад и вскоре очутился в закрытой беседке-павильоне.
Тот посмотрел на нее помутившимся взглядом, взял
графин, приподнял его на свет и, видя, что он пуст, молча
встал со стула и неверными шагами вышел из столовой.
Где-то внизу под полом ожесточенно хлопает дверь. Катя, с минуты на минуту ожидающая прихода матери,
встает и убегает. Художник остается один. Долго он ходит из угла в угол, лавируя между стульями и грудами домашней рухляди. Слышно ему, как вернувшаяся вдова стучит посудой и громко бранит каких-то мужиков, запросивших с нее по два рубля с воза. С огорчения Егор Саввич останавливается перед шкапчиком и долго хмурится на
графин с водкой.
Граф первый
встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузьминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что-то неясное, ласково-успокоительное.
Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости,
вставая, поздравляли
графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день
встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтоб они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и
графиня поручились вполне ей. На
графине должно было быть масака́ бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны à la grecque. [по-гречески.]
Наташа
встала и присела великолепной
графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
«
Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у
графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к
графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
— Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня,
графиня…
графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, — повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа,
встав и присев, тоже не знала, что̀ ей делать. Одна m-llе Bourienne приятно улыбалась.
Они заговорили о здоровье
графини, об общих знакомых, о последних новостях войны и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может
встать, Николай поднялся, прощаясь.
— Чтò ж, князь Александр Николаевич-то чем же виноват? Он очень почтенный человек. Я встречала его тогда у Марьи Антоновны, — обиженно сказала
графиня, и еще больше обиженная тем, что все замолчали, продолжала: — нынче всех судить стали. Евангелическое общество, ну чтò ж дурного? — и она
встала (все
встали тоже) и с строгим видом поплыла в диванную к своему столу.
Когда второй акт кончился,
графиня Безухова
встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай
встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не
вставать.
Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он всхлипивая, молча целовал ее руку.